Придерживаясь сухого “документального” стиля, следовало бы начать с того, что Юлий Лазаревич Кетков – это руководитель моих курсовых, дипломной работы, а также моей кандидатской диссертации. Однако, обдумывая этот текст, я постепенно осознавал, что знакомство с этим неординарным Человеком, Педагогом и Профессионалом – совершенно не ограничивалось, как часто бывает в годы учебы, эпизодическими обсуждениями текста диплома, постановкой задачи, и даже не сводилось к 4-5 годам учебы в аспирантуре. Я вдруг осознал, что был знаком с Юлием Лазаревичем почти 14 лет. Все началось с моих первых дней учебы в Нижегородском государственном университете, это знакомство повлияло самым замечательным образом не только на факт овладения специальностью и появлению ученой степени, но и на всю мою профессиональную карьеру, даже на сферы жизни, не относящиеся к работе и учебе.

Вспоминаю первый курс ВМК, “Прикладная Математика”, 1999 год. У нас было много неординарных лекторов – с одной стороны “мэтры” – Дмитрий Владимирович Баландин (я с ним был знаком по “ученической научной работе”), Сергей Николаевич Слугин, Николай Яковлевич Коган, многие другие и “молодёжь” – Николай Юрьевич Золотых, Майданов, Алексеева. Юлий Лазаревич Кетков – он один – самым удивительным образом объединял в себе качества и мэтров, и молодежи!

Посудите сами: насколько я помню, он никогда не приходил на лекцию в костюме. Запомнилась его слегка пружинящая походка, кожаный коричневый портфель и, кажется, тогда кожаная куртка – не современная мода, но отчетливо отсылавшая к молодежи или даже к советскому кино про лётчиков. Во время лекции – постоянный контакт со слушателем, шутки, совсем юношеская мимика; и тут же – веское слово, четкое, неторопливое, но полное энергии. Любил он встать одной ногой на ступеньку кафедры, другой опираясь на пол, в пол-оборота к аудитории – совсем по-юношески, по-пиратски даже. За всей этой “энергичной” вывеской студентам давался идеально выверенный (казалось столетиями!) материал – и, кстати, совершенно замечательный почерк, аккуратный даже на доске.

В литературе описаны – да и в жизни каждого студента известны случаи, когда средних лет педагог “заигрывает” с молодёжью. Известны и примеры преподавателей, которые “несут себя” и всегда “держат дистанцию”. Здесь ничего подобного не было! Да, авторитет Юлия Лазаревича был, можно сказать, колоссален – это с одной стороны. Но, как я со временем понял, Кетков был всегда очень энергичен, молод и демократичен в душе, по характеру, по жизненному настрою, и в 1990-е – 2000-е годы это, разумеется, проявлялось еще больше.

В общем, неудивительно, что как опытный и “молодой лектор, которому было далеко за 60”, Юлий Лазаревич снискал себе заслуженную славу абсолютно у каждого студента, кому довелось слушать его “Методы Программирования”. Все это подогревалось фактом, не замалчиваемым в стенах ВМК, что Кетков – был “первый программист Горького, а то и СССР”. Слава Кеткова среди студентов была вещью само собой разумеющейся, даже не смотря на то, что наше поколение уже не училось по его книгам, подобно тому, как это делали студенты лет за 10 до нас.

Вспоминаю знаковый для меня случай – на первом курсе Ю.Л. Кетков устроил мини-соревнование. “Кто напишет самую компактную программу для игры в крестики-нолики, тому бонус – на экзамене”, по-моему, так это прозвучало на лекции в тот день. Тут случилось первое из череды “совпадений”, которых потом в нашем знакомстве с Юлием Лазаревичем было необыкновенно много. Совпало два факта: во-первых, на нашем потоке набралось много “сильных программистов” и они попросту вздернули нос: после олимпиадных задачек эта задача была «унизительно простой». С другой стороны, у меня, на 1 курсе никак не претендовавшего на роль “опытного разработчика программного обеспечения”, в памяти всплыло, что когда мне было лет 10-11, вероятно, отлеживаясь дома после гриппа, я написал маленькую “книжицу” со “стратегией”/алгоритмом такого рода простой игры. Так и совпало, что я взялся за эту задачку. В итоге исходный код моей “программы” по количеству символов “выиграл” (чисто условно за счет чрезмерной грубости “подхода”). Победа (плюс условная слава среди непрограммирующей части факультета) была за мной, ну, а Кеткову только того и надо: основная масса студентов не спит, элемент соревнования и практики внесен в лекции, отдельные студенты отбираются на будущую специализацию.

После этого Юлий Лазаревич, кажется, предложил мне что-то сделать более серьезное, но я пошел на попятную – играла роль загруженность и робость первокурсника. В общем, до самого последнего момента я не думал идти к Юлию Лазаревичу на специализацию; отчасти я воспринимал Кеткова как своеобразного “небожителя” (несмотря на всю условную “молодежную” манеру общения), а отчасти я, как и многие по неопытности, тянулся к молодым педагогам. Было мне немного неловко и за “задний ход” после истории с крестиками-ноликами.

И здесь позволю себе сконцентрироваться на теме “совпадений”, о первом из которых уже сказано выше. Перечислю только лишь самые “знаковые” из них:

Научной темой Ю.Л. Кеткова оказалась цифровая картография. Моим (наверное, редким) увлечением в школьные годы – была география с картографией в том числе, поэтому я и оказался в итоге среди дипломников Юлия Лазаревича.

Небольшой трехэтажный дом на 20-30 квартир по ул. Студенческой, где жили Кетковы, оказался тем же домом, где много лет прожила моя мама в детстве. Для полутора миллионного города – интересное совпадение.

Кстати, моя прабабушка Елена Иродионовна Стрелкова, директор школы (очень повлиявшая на всю учебную и профессиональную судьбу моей мамы) была знакома с Кетковыми; и много лет назад, когда родители Иды Владимировны Кетковой подыскивали место за городом, продала Кетковым свой садовый участок.

Сестра моей бабушки – по другому “совпадению” – училась на смежном курсе с Кетковым и одно время дружила с той небольшой компанией, к которой относился и Юлий Лазаревич.

Надо сказать, что все эти фамильные “совпадения” выяснились далеко не сразу, иные пару лет спустя после того, как я стал появляться в доме на ул. Студенческой.

Юлий Лазаревич поспособствовал моему устройству на первое место работы. Собственно, совпадение заключалось в том, что Ю.Л. Кетков по ошибке устроил меня “не туда”, что сильно повлияло (как я считаю очень положительно) на мою дальнейшую карьеру.

Дело было так. В 2003 году весь мой курс проходил собеседование с сотрудниками «Телмы», вроде бы у меня все прошло хорошо, но отбор шел на обучение в УЦ «Телмы», а не на трудоустройство. Мне хотелось уже работать, о чем я вскользь упомянул Кеткову (возможно, похвастал), а он сообщил, что знаком с директором этой фирмы и на всякий случай спросит его о вакансиях. Сказано – сделано, и примерно через 2-3 недели я шел в «Телму» на собеседование; курьез был лишь в том, что Юлий Лазаревич направил меня в «Теком», а не в «Телму» (путаница, возможно, вышла из-за созвучия в названиях). В итоге «собеседовался», а затем трудоустроился я в компанию «Теком», где на тот момент было куда больше возможностей для творческого развития профессиональных навыков, чем в более “конвейерной” атмосфере «Телмы-Телеки».

5. Еще одно, так скажем, рутинное совпадение – Кетков, кажется, был одним из первых на факультете ВМК, кто поучаствовал в первом совместном микро-гранте между отделом “инструментов оптимизации” нижегородского «Интела»; в этом отделе на сегодняшний день я и работаю.

Приведены примеры самых “ярких совпадений”, при внимательно рассмотрении их было куда больше.

Хочется сказать несколько слов и о стиле работы Юлия Лазаревича со студентами и аспирантами.

Прежде всего, Юлий Лазаревич, был очень аккуратен в самых разных смыслах этого слова. Это касалось и “стиля программирования”, документирования исходного кода. Это же касалось и его подхода и его требований к оформлению текста диплома, диссертации. Юлий Лазаревич без устали старался “привить” мне культуру оформления научного текста, как четкими рекомендациями, так и собственным примером.

Еще один штрих к портрету: и дома, и на работе в НИИ ПМК у Юлия Лазаревича хранилось много сотен перфокарт (еще с тех легендарных времен большой ЭВМ на Покровке…), которые он использовал для того, чтобы формулировать постановку задачи, ТЗ, формировать список дел для студентов.

Нельзя не упомянуть и того, что “обучение примером” иногда переходило в иной разряд: случалось, что Кетков, видя мои не слишком удачные попытки написания отдельного фрагмента статьи или диссертации, приносил мне на следующей неделе практически готовый текст к тому или иному разделу. Такое происходило нечасто, может быть, раз пять за все годы, но это были именно те случаи, когда наступал “критический момент”. Низкий поклон за это Юлию Лазаревичу. Такой пример действовал сильнее доброго десятка советов или подсказок; есть в этом, на мой взгляд, и проявление высокого профессионализма и, одновременно, альтруизма, резко контрастирующего с практиками иных нынешних научных руководителей.

Нельзя сказать, что мой путь к защите кандидатской диссертации был очень быстрым, но вот когда текст диссертации был практически готов, Юлий Лазаревич (неожиданно для меня) проявил удивительную энергичность. За несколько недель он успел организовать предзащиту, найти хорошие издания для дополнительных публикаций, начал активно работать со мной по целому ряду вопросов оформления.

Процесс не двигался слишком гладко, так как научный совет на ВМК ННГУ в тот момент в большей степени подходил для “остепенения” будущих кандидатов физ.-мат. наук, особенно это стало понятно во время предзащиты. Но и здесь Юлий Лазаревич проявил удивительную энергию и точность расчета: в какой-то момент он сообщил мне, что защищаться будем в Строительной академии. В этом решении, как я понял позднее, было сразу несколько положительных моментов: во-первых, это был один из немногих Ученых советов по компьютерной графике и инженерной геометрии в стране (а тема моей работы напрямую относилась к этой области), во-вторых, речь здесь шла, естественно, о степени кандидата технических наук. В целом, в состав совета входили очень сильные профессионалы.

В этой перестановке оказался и принципиальный момент для Кеткова. Правда, узнал я об этом лишь в день защиты в стенах ННГАСУ. Вспоминаю этот июньский день: я как раз окончил свое выступление, настало время отзыва научного руководителя; за столом сидят профессора, специалисты по “computer science”, проявившие себя еще в советское время; были, конечно, и молодые ученые. Юлий Лазаревич начал свое выступление с очень добрых, положительных слов в мой адрес, он всегда очень активно вступался и поддерживал своих учеников на защитах, что тоже не часто встретишь сегодня. В какой-то момент Кетков стал плавно переводить тему в область характеристики программной инженерии в советских и российских реалиях. В нескольких словах он обрисовал сложные условия, когда зачастую, имея доступ к меньшим ресурсам и менее мощной аппаратуре, советские, а затем российские программисты, обеспечивали лучший по производительности и эффективности результат, чем их коллеги за рубежом. Достигалось это за счет применения более сложных и эффективных алгоритмов, технических решений; не удивительно, что в области прикладной инженерии и алгоритмистики в нашей стране были достигнуты замечательные результаты.

Здесь Юлий Лазаревич перешел ко второму аспекту “неравенства” отечественных специалистов. Несмотря на огромные усилия и вложения в области “computer science”, советские, а затем российские Ученые советы никогда не воспринимали работы с инженерным, техническим уклоном соразмерными “наукообразным” физико-математическим проблемам. По словам Кеткова, первые Ученые советы по техническим алгоритмическим специальностям сталкивались с огромными трудностями; всё, что не казалось близким к фундаментальной науке, воспринималось критически. И это в то время, когда в ведущих лабораториях и университетах Запада по соответствующим специальностям уже полным ходом защищались молодые ученые-технари.

Это были замечательные, можно сказать программные слова, которые произвели очень большое впечатление на всех присутствующих. Я в тот момент вдруг осознал, почему все мои попытки изобрести, «создать» на пустом месте наукообразные описания, формулы никогда не воспринимались Юлием Лазаревичем с большим энтузиазмом; хотя, в то же время, он зачастую поощрял учеников к созданию четких, однозначно трактуемых описаний алгоритмов и оптимизационных техник.

Кетков закончил свое выступление словами о таланте отечественных специалистов и необходимости поддерживать кандидатские работы по техническим специальностям. И это прозвучало как настоящее кредо человека, который никогда не “отступал назад”, если речь заходила о защите своей Профессии – Профессии с большой буквы.

В этом тексте я коснулся профессиональной и педагогической деятельности Юлия Лазаревича, затронул параллели с моей собственной биографией, но при этом я не сказал ни слова о той замечательной атмосфере, которую мельком наблюдал, заходя время от времени к Кетковым в гости на полчаса-час – в их замечательную квартиру на Студенческой улице.

Наверное, об этом лучше скажут и напишут те, кто был близко знаком с Юлием Лазаревичем “по жизни”, а я только добавлю несколько штрихов.

Прежде всего, Кетков любил говорить о внуке и внучках, которых он, по-моему, очень сильно любил. И недаром он был так рад и даже немного похвастался, когда ему подарили электронную фотографическую рамку, где постоянно “крутилось” слайд-шоу с фотографиями маленькой Юли, а затем и Кати. Эти разговоры всегда переводились на расспросы о моих дочерях и, конечно, подобные беседы всегда были очень теплыми, душевными по тону.

Почти каждый раз, когда я заходил в двери квартиры Кетковых, меня встречал роскошный кот с лоснящейся длинной шерстью. Юлий Лазаревич в обязательном порядке ругал этого кота, часто подталкивая его подальше от прихожей; но при этом по интонациям было почему-то сразу понятно, что хозяин к своему коту просто очень сильно привязан!

Совсем понемногу, но достаточно интересные вещи говорил Юлий Лазаревич и о своих увлечениях, касаясь например любимых музыкальных исполнителей. А как-то раз зашел совсем уже неожиданный разговор о будущем России. Я совсем не ожидал, что мой научный руководитель вот так переведет учебную тему на вопросы политики. Но по ходу разговора стало понятно, что Юлия Лазаревича очень тревожит известная тема “нефтяной зависимости” и одновременно определенной технологической отсталости нашей страны. С осторожностью, хотя может быть и с некоторой надеждой, говорил он тогда про “Сколково”.

Где-то за неделю до кончины Юлия Лазаревича, что-то меня будто бы сильно подтолкнуло, и я решил позвонить – поздравить своего бывшего научного руководителя с прошедшими новогодними праздниками, хотя, к своему стыду, последние два года я очень редко созванивался с ним. В телефонной трубке я услышал знакомый бодрый и полный энергии, хоть и постаревший голос; конечно же, мы коснулись темы внучек и дочек, говорил Юлий Лазаревич об олимпиадах и планах на новый учебный год. А уже спустя несколько дней его не стало…

Проходит время, уже забываются конкретные детали, но зато в памяти все четче формируется какой-то удивительный единый образ университетских лет, где воспоминания о годах, проведенных в университете, об однокурсниках, об аспирантских годах – нераздельно сливаются с обликом, с воспоминаниями о моем наставнике Кеткове Юлии Лазаревиче.

З.А.Матвеев

Выпускник факультета ВМК