В институте Технической кибернетики АН Белоруссии, где я был в командировке, меня как-то спросили:

- А кто Ваш научный руководитель?

- Кетков Юлий Лазаревич.

- Тот самый Кетков?!

- Да, ТОТ САМЫЙ!!!

В большинстве вычислительных центров СССР Кеткова знали – кто-то учился по его учебникам, кто-то использовал его программные продукты, кто-то слушал его доклады на конференциях. Поэтому подобный вопрос я слышал не раз, благо, что фамилия Кетков достаточно редкая.

Перефразируя поговорку «Водопадов много, а Ниагара одна», можно смело сказать «Программистов много, а Кетков ОДИН!»

А начиналось мое знакомство с ТЕМ САМЫМ КЕТКОВЫМ так… На ВМК я поступил в 1969 г. К программированию у меня с самого первого курса было особое отношение. Удивительное ощущение испытываешь, подчиняя своей воле самое сложное инженерное и научное творение, когда-либо созданное человечеством. Я с упоением писал и отлаживал простенькие программы.

Лишь много позже я узнал знаменитые слово академика А.П. Ершова: «Программист должен обладать фантазией Эдисона и скрупулезностью бухгалтера, чтобы сооружать все, что угодно из 0 и 1».

На первом курсе мы программировали в кодах ЭВМ М-20. Огромная ЭВМ занимала половину первого этажа на физфаке на улице Свердлова. Для всех своих знакомых я организовывал экскурсию. Это был 1969 год, когда слова: ЭВМ, космонавтика, кибернетика, ядерная физика - были овеяны необычайной романтикой. Среди своих друзей и знакомых гуманитариев благодаря этому я имел очень высокий статус.

На втором курсе программирования у нас не было, и вновь появилось во втором семестре третьего курса. Я ждал этой встречи с любимым предметом «как ждет любовник молодой минуты верного свидания».

И вот эта встреча – в аудиторию буквально влетает запыхавшийся Кетков и своим изумительным каллиграфическим почерком пишет на доске непонятные символы - АЛГОЛ-60. И дальше пошел рассказ о самом распространенном в то время в СССР алгоритмическом языке.

 К середине лекции мое внутреннее возмущение достигло максимума: а где мои любимые коды М-20, которые я так обожал?! О них Кетков не говорил ни слова. И только к концу лекции я стал понимать, что программирование - это нечто большее, чем я представлял на первом курсе.

Потом были АВТОКОД и БЭЙСИК…

К середине весеннего семестра третьего курса нужно было выбирать кафедру и научного руководителя для курсовой работы и дальнейшей специализации. Мы с моим приятелем Андреем Сорокиным решили идти к Кеткову, тем более кто-то из однокурсников сказал, что у Кеткова решают реальные задачи, которые непосредственно внедряются в практику.

После одной из лекций два самонадеянных третьекурсника, полагающих, что осчастливят доцента своим предложением, подошли к Кеткову и попросили взять их для выполнения курсовой работы. Ответ был совершенно ошарашивающий – Кетков, деликатно извинившись, твердо сказал, что очень занят по основной работе и курсовиков и дипломников не берет.

Нас это обескуражило и пришлось искать других руководителей. Моя курсовая было связана с дифференциальными уравнениями, к которым я никогда не испытывал особой любви.

 Прошел год… Мой приятель Андрей предложил снова подойти к Кеткову, уж очень нам хотелось писать программы. Наша любовь существенно усилилась, после того, как мы получили на третьем курсе пятерки на экзамене у Кеткова. Он никому не ставил двойку, но получить пятерку было очень сложно. Разрешал во время экзамена пользоваться любой литературой и выходить из аудитории. Он досконально вникал в написанные во время экзамена программы, задавая множество вопросов, стараясь всегда быть предельно объективным. Из-за этого его экзамены заканчивались порой в 10-11 часов вечера. Обычно на группу из 25 студентов приходилось всего 2-3 пятерки.

Поэтому мы считали себя молодыми гениальными специалистами, жаждущими произвести научный переворот в программировании.

«Но ведь Кетков никого не берет из-за занятости», - напомнил я Сорокину.

«А мы его попробуем обхитрить. У Кеткова родился второй сын, и папаша пребывает в состоянии необыкновенного счастья», - сказал с лукавой улыбкой Андрей.

После лекции мы подкараулили Кеткова и вновь изложили ему свою просьбу. Он с улыбкой сказал, что помнит нас, но студентов по-прежнему не берет. На это мы хором заявили, что он через год обещал нас обязательно взять. «Неужели так и сказал?» – улыбнувшись, спросил Кетков. «Именно так и было», - хором ответили мы. «Ну, раз обещал – приходите завтра в НИИ ПМК»

Первый шаг в большое программирование был сделан: мы попали к знаменитому программисту – Юлию Лазаревичу Кеткову. Дело осталось за малым: сделать научное открытие. На следующий день в кабинете Кеткова на ул. Ульянова 10 мы получили задание – разработать алгоритмы функционирования системы с разделением времени на базе ЭВМ М-222. «Разделение времени - новое очень перспективное направление», - сказал Шеф. «А что можно почитать на эту тему?» - спросил я. «Публикаций еще очень мало. Американцы пытаются что-то сделать, но пока еще на уровне опытных образцов», - иронично улыбнувшись, сказал Кетков.

Ю.Л. Кетков и А.Н. Рябов

Гордо выпятив грудь, озадаченные, мы вышли из его кабинета, абсолютно уверенные в том, что именно нам поручена историческая миссия – выполняя курсовую работу, не только догнать, но перегнать Америку и тем самым выдвинуть программирование в СССР на самые передовые в мире позиции.

Как часто мне потом уже в зрелом возрасте не хватало той иллюзорной юношеской самоуверенности, но крылья, которые стали расти в тот момент, благодаря моему новому руководителю, я ощущаю до сих пор.

Не откладывая дело в долгий ящик, мы нашли в университете свободную аудиторию и до поздней ночи, пока нас не выгнал вахтер, рисовали блок-схемы и алгоритмы. На протяжении двух месяцев мы не только все вечера посвящали курсовой работе, но и частенько пропускали лекции. Мы были уверены, что вплотную приблизились к американцам в создании систем с разделением времени. Стараясь не отвлекать Кеткова от его основной работы, мы усердно трудились самостоятельно и в середине мая понесли наш готовый опус на суд научного руководителя.

Увидев нас, он спросил, куда мы пропали на такое долгое время, на что мы уверенно сообщили, что все сделали самостоятельно. «Все?» - вскинув брови, удивленно переспросил Кетков. «Все! Абсолютно все. Проблема решена, осталось только все запрограммировать», - заявили мы. «А посмотреть дадите?» - с улыбкой спросил доцент. «Конечно», - гордо ответили мы, протягивая папку с блок-схемами. Полистав в течение 10 минут наше творение, Кетков сказал, что по четверке мы заработали. Мне показалось, что я ослышался, так как был уверен, что за нашу работу просто было необходимо поставить пять с плюсом. «Сдавайте весеннюю сессию и в сентябре на пятом курсе приходите на практику. Займемся этим делом всерьез». «Как всерьез?! - подумал я. - Два месяца не ходили в кино. Все отдано большой науке!»

Спустя пять лет, опубликовав несколько работ на эту тему в научных изданиях, начиная понимать, что же такое программирование, я случайно узнал, что та курсовая работа имела «огромный успех» у сотрудников отдела математического обеспечения ЭВМ, в котором я потом проработал почти 20 лет.

После ухода «новоявленных гениев» Кетков собрал импровизированный семинар сотрудников отдела и зачитал пару страниц из нашего «научного трактата». Опытные программисты хохотали до слез. Бред, который они услышали, естественно ничего общего с наукой не имел.

Этот эпизод подчеркивает удивительный такт Кеткова. Он с уважением отнесся к нашему труду, не промелькнуло и тени превосходства над нами. Понял, что работа написана самостоятельно. А чтобы не убить наше рвение, желание творить и созидать самостоятельно, не унизил нас ни взглядом, ни словом, отнесся к нам как к равным, как к коллегам и предложил работать над задачей дальше.

Он понимал, что в молодом специалисте важно не погасить ту искру жажды познания, которая поможет ему в дальнейшем. Как свечку прикрывают ладошкой, чтобы она не погасла, так и мой Учитель всегда заботливо оберегал меня, а я этого и не замечал. Как заботливая мать с волнением и радостью наблюдает первые шаги своего дитя, так и мой Учитель, понимая, что я еще не раз набью шишки в работе, переживал за меня, оберегал, но никогда не ограничивал в самостоятельности и свободе.

Рябов А.Н.

директор издательства "Нижегородская летопись",

кандидат физ.-мат. наук,

работал в 4-м отделе НИИ ПМК в 1973-1988 гг.